Это только в песне поется: «Лучше гор могут быть только горы…» Может, где-то и так, если в горы отправиться на прогулку. А здесь, в Афганистане, лучше бы в глаза их не видеть. Не горы, а действующие вулканы. Того и гляди не отсюда, так оттуда громыхнет и полыхнет таким пламенем, что враз мамку свою вспомнишь. Особенно вот эти две горбушки, почти вплотную прижавшиеся друг к другу и образовавшие неприступное ущелье, названное кем-то именем бессмертного сказочного Али-Бабы. Сколько лет назад написана эта сказка, а банда нынешнего Юнуса Халеса, одного из руководителей Исламской партии Афганистана, основала себе неприступный бункер в ущелье и так его защитила со всех сторон, что ни сверху, ни снизу не подобраться – из каменных бойниц огонь сметает всех, кто посмеет приблизиться.
Однажды афганская армия «Царандой» и спецотряд МГБ вышли с предложением провести операцию по освобождению населенного пункта, расположенного рядом с горным ущельем, от базы душманов. Для этого предлагалось перед началом операции провести мощный авиационный артудар, после чего зачистить данный регион силами советских и афганских подразделений. Для согласования операции принесли документ Григорьеву – руководителю советников новых афганских властей по линии безопасности. Ознакомившись с материалами, Александр Андреевич посоветовал отказаться от авиаудара, так как это неминуемо привело бы к жертвам среди мирного населения и разрушениям старинной мечети и минаретов. Подумав, те согласились.
Примеров вдумчивого, бережного отношения Григорьева к боевым задачам можно привести немало. Афганистан становится для него академией знаний, практического опыта управления, но не только. На всю жизнь Афган стал и его гордостью, и болью. Здесь он особо прочувствовал значение патриотизма для руководителя, его ответственность за дела и поступки. В один из трудных дней он вспомнил когда-то прочитанное у Валентина Пикуля определение, что патриотизм – это страстное до ярости чувство своей огромной Родины, за которую человек готов драться и отдать жизнь. Григорьев глубоко осознал это и принял всем сердцем.
В книге-исповеди Владимира Путина «От первого лица» есть такой эпизод. Будущий президент встретился с Григорьевым, когда тот вернулся из Афганистана.
Владимир Владимирович пишет: «Когда он оттуда вернулся, мы, естественно, о многом с ним говорили. У нас ведь тогда как было? Все, что связано с Афганистаном, – сплошное ура!.. И я спросил, как он оценивает результаты своей работы в Афганистане. А дело в том, что при нанесении ракетно-бомбовых ударов, как теперь говорят, нужна была его подпись. Его ответ был для меня шокирующим. Он так внимательно посмотрел на меня и сказал: «Ты знаешь, я свои результаты оцениваю по количеству документов, которые я не подписал». Это, конечно, подействовало на меня как удар. После таких разговоров задумываешься, что-то переосмысливаешь… В разведке тогда позволяли себе мыслить иначе, говорить такое, что мало кто мог себе позволить».
В Афганистане Александр Андреевич Григорьев находился в самый разгар кровопролитных событий. За участие в них был удостоен многих офицерских наград и солдатской медали «За отвагу».
Руководитель представительства КГБ в Афганистане Владимир Павлович Зайцев делится воспоминаниями: «Отношусь с глубоким уважением к Александру Григорьеву, который внес большой вклад в реализацию идей в политике национального примирения провинции Герат. Он способствовал переходу на сторону государственной власти многих активных бандгрупп мятежников. Александр Андреевич обладал всеми правильными качествами для более ответственного назначения в области безопасности нашего государства».
Близкий товарищ Григорьева, ныне вице-президент по связям с государственными и общественными организациями компании «Русская платина» Владимир Москаленко рассказывает о боевых буднях в Афганистане:
«С Александром Андреевичем мы познакомились в начале сентября 1984 г. в Герате, куда меня занесла судьба – теперь уже в третью по счету командировку в очень красивую, насколько можно было бы это представить в мирное время, высокогорную и широкодолинную страну, в качестве советника.
Он был старше меня, имел звание майора, я был капитаном. Сразу бросилось в глаза – довольно живо это проявляется пред взором и сейчас – его необычайно мягкая, интеллигентная манера общения, дополняемая доброжелательным взглядом, исходящим из его голубых глаз, дополненным располагающей, игривой смешинкой, мерцающей в глубине. Чем еще покорил сразу, так это тем, что достаточно долгое время пребывающий там, он вовсе не стремился демонстрировать нам, вновь прибывшим новичкам, своё опытно-начальственное превосходство.
Наоборот, в разговорах очень быстро воцарилась атмосфера, излучавшая доверие и добродушие, и это не могло не вызвать ответную положительную реакцию. После считанных дней мне стало ясно, что устанавливающиеся между нами ростки служебных отношений неизменно возымеют должный эффект в будущем, надолго и крепко свяжут наши судьбы в единый узел, тем более что тогда мы по работе оказались значительным образом взаимозависимыми. Ему, по определению, по факту старшего группы, полагалось, например, подводить итоги каждого дня составлением информационной сводки в «Центр» — Кабул. А я был основным поставщиком оперативно-значимой информации, так как сферой моих обязанностей была организация противодействия вооружённой контрреволюции – то, ради чего, собственно, мы, советские специалисты, и находились в Афганистане.
Как правило, я каждый поздний вечер докладывал ему боевую сводку дня. Он, выслушивая, исправно подчеркивал что-то на бумаге, изредка задавая уточняющие вопросы, суть которых очень скоро позволила мне понять, что начальник у меня — не только хороший человек, доброй души, но и опытный «чекист», глубоко разбирающийся не просто в сути нашего профессионального ремесла, но даже не лишённый понимания искусства этого дела. Это «будоражило», радовало и вселяло уверенность в работе (что в условиях активных боевых противостояний, ой, как много значит).
Очень быстро мы (по его, кстати, предложению), перешли на «ты». В ходе ежедневных тесных общений я не мог не заметить и то, как Саша в минуты, дающие возможность немножко расслабиться, в завязавшихся задушевных беседах и воспоминаниях, при случае, с теплом и трепетом рассказывал о своем родном Ленинграде. Он хорошо знал историю города, гордился ею, особенно горяч был, раскрывая незнакомые нам страницы из героической и одновременно трагической блокады. Его семья, многие родные и близкие ему люди испытали на себе все ужасы той поры, о чём он мог рассказывать нам часами.
Ещё вспоминается – и это невозможно было не заметить – его начитанность, глубокая погружённость в родную русскую литературу и родную речь, которой он, несмотря на своё инженерное образование, владел отменно. Припоминаю один такой случай: как-то раз из «Центра» по всем провинциям ДРА была разослана шифртелеграмма с требованием оценить реакцию местного населения на инициативы президента страны Наджибуллы и ЦК НДПА, изложенные в Постановлении «О политике национального примирения в Афганистане». Сама по себе шифровка была рядовая, но написанная чересчур «заумным» языком, с использованием кучи иностранных терминов, скорее из технического, чем из нашего оперативного словаря. В ней предлагалось, например, «оценить интерпретирование различными слоями афганского общества в провинции, в том числе и в мятежной среде, мирных инициатив, изложенных в постановлении, а также экстраполировать всевозможные центробежные и центростремительные процессы среди мятежников, которые могли бы быть вызваны вышеуказанными инициативами».
Александр Андреевич, ознакомившись с текстом Ш/Т, довольно едко, в не свойственной ему манере, процедил сквозь зубы: «Дабы дурь каждого была видна», – видимо, к месту вспомнив Великого Петра, а потом предложил оперативному руководителю нашей зоны, полковнику Носко, поднять вопрос по стилю языка этой шифровки на совещании руководящего состава представительства в Кабуле, что и было сделано. В дальнейшем подобные документы из «Центра» к нам не поступали.
В послеафганский период мы с Александром пересекались не раз. Однажды, в конце 80-х – начале 90-х, он с семьёй приезжал на отдых в Ялту, где я тогда продолжал службу под оперативным прикрытием в должности заместителя генерального директора крымского объединения «Интурист». Естественно, я помог ему с номером в гостинице. А еще через некоторое время, сдружившись семьями, мы вместе путешествовали по очень красивой и интересной с разных точек зрения стране – Филиппинам. Проходили там лечение у их фантасмагорических специалистов народной медицины – «хиллеров», которые якобы умеют делать операции без скальпеля. Всё это: и природа, и «хиллеры» – произвело на нас сильное впечатление, а также сблизило нас ещё больше.
Вспоминаю с удовольствием также наши встречи и беседы с Сашей (времен, когда он был уже генерал-полковником, начальником Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области – первым заместителем директора ФСБ), как и посиделки в здании Госрезерва РФ, откуда он руководил этой крупной государственной структурой, имеющей прямое отношение к безопасности страны.
Несмотря на то, что он пребывал на столь высоких по статусу должностях, – а Григорьев был очень значимым государственным человеком – Александр Андреевич в общении со мной ни разу не повысил тон и не позволил себе никакого намёка на своё превосходство.
Он всегда, до самой смерти, оставался «Сашей из Герата», добрым и отзывчивым товарищем, умным аналитиком, и оперативным руководителем, которого ценили и любили не только мы, но и наши афганские коллеги. Его талант руководителя, наставника, старшего товарища проявлялся и в том, как умело он вел свою «советническую» работу по линии разведки, где благодаря его помощи были получены ценные материалы по ближнему и дальнему зарубежью страны пребывания.
Особое же уважение своих местных коллег – сотрудников Министерства безопасности Афганистана – Александр Андреевич заслужил еще и тем, что, выполняя обязанности координатора всех сил и средств боевого поражения противника, он с огромной осторожностью относился к выдаче разрешений (подписи) на применение силы, особенно там, где присутствовало мирное население. Чаще всего он отказывал в праве реализации оперативных данных путем нанесения бомбоштурмовых ударов, где не исключались потери среди мирных афганцев. Это ставило его в прямое столкновение с военными, однако и они знали, понимали и по праву оценивали его принципиальность в этом вопросе. Вот таким честным, принципиальным, профессиональным был и остаётся в моей памяти мой друг и старший товарищ – Александр Андреевич Григорьев».
Выпускник Ленинградского военно-технического института, он в 1975 году окончил Высшую школу КГБ и с тех пор служил в этой структуре. В 2001 году В. Путин пригласил Григорьева к себе и попросил его возглавить один из важнейших элементов системы национальной безопасности России – Федеральный государственный материальный резерв.
Так он стал Генеральным директором Российского агентства по государственным резервам (РАГР). Весной 2004 года агентство было переименовано в Федеральное, постановлением премьера Михаила Фрадкова Григорьев был переназначен на должность главы ведомства, которое было отнесено к ведению Министерства экономического развития и торговли РФ. Его в то время возглавлял Герман Греф. Росрезерв занимается закупками материальных запасов государства всех видов, которые должны использоваться, в частности, в случае катастроф, стихийных бедствий и войн.
Александр Андреевич быстро понял, что государственный материальный резерв – это универсальный инструмент в распоряжении руководителей страны для преодоления ресурсных ограничений в различных обстоятельствах, притом, что запасы Госрезерва – не только важный элемент системы обеспечения национальной безопасности, но и стабилизирующий фактор развития экономики. Пренебрежение государственным резервом всегда приводило к тяжелым последствиям. Григорьев был убежден, например, что в 1917-м одной из причин крушения Российской империи стало истощение государственных запасов. Ему, новому руководителю, пришлось вникать в дела этой одной из самых засекреченных структур в стране, где (как, впрочем, и везде в после ельцинский период) царила атмосфера запустения и разлада. Государство не финансировало Росрезерв, взятые в долг материальные ценности не возвращались, происходила деградация зданий, сооружений, инженерных систем и оборудования. Росли хищения и самовольный расход материалов…
Государственник до мозга костей и по складу мыслей, и по характеру практической деятельности, Григорьев начал свою профессиональную деятельность с исправления ошибок. Он повысил требовательность к людям, определил их ответственность и сроки исполнений задач. Внутренняя энергия, собранность, целеустремленность и корректность генерала заставили подчиненных без раскачки включиться в созидательный процесс, искать новые пути к решению возникающих проблем.
Верно говорят: хороший руководитель ищет способы для решения поставленной задачи, плохой – причины, чтобы оправдать свою бездеятельность. Григорьев руководствовался этим принципом сам, его же он привил и подчиненным.
О том, что Григорьев успел сделать на последнем для себя месте службы, рассказывает Владислав Иванович Гасумянов, заместитель Александра Андреевича, после безвременной кончины Григорьева некоторое время исполнявший обязанности руководителя Росрезерва. Они долгие годы работали вместе – как в органах государственной безопасности СССР и Российской Федерации, так и в системе Росрезерва.
«В один из первых дней своей работы в Росрезерве в коридоре штаб-квартиры телохранитель какого-то «бизнесмена», шастающего по служебным кабинетам, не очень вежливо предложил генералу посторониться, уступить дорогу «решавшему проблемы» гостю…». Это отрывок из воспоминаний известного многими своими неординарными публикациями в печати журналиста Рафаэля Гусейнова. Они долгие годы были знакомы, Рафаэль часто о нем писал. Ему повезло быть первым, кому Александр Григорьев в качестве руководителя Федерального агентства по государственным резервам дал развернутое интервью, напечатанное осенью 2002 года в газете «Труд».у. Рафаэль, кстати, и мой добрый знакомый, поэтому после душевной с ним беседы и с его любезного разрешения я приведу для вас несколько фрагментов из того интервью, помещенного потом и в отдельной книге.
«Особый взгляд на Александра Андреевича высвечивается из интервью с его заместителем Владиславом Ивановичем Гасумяновым.
– Владислав Иванович, Вы не понаслышке знаете и можете судить об Александре Андреевиче. Вместе работали в известных структурах, были нацелены на одни и те же результаты, возможно, нередко переживая одни и те же состояния удовлетворенности и наоборот. Понимаю, что не все архивы еще открыты, не все «срока» еще подошли для этого, тем не менее были ведь случаи в Вашей жизни, о которых можно говорить открыто и с гордостью, особенно с высоты пройденного пути и с учетом того, что не каждому, как говорится, дано так ярко жить…
А вопрос в принципе один, хотя и хочется его разделить на множество отдельных аспектов, а именно: как Вы с ним познакомились? Как Вам с ним работалось? О каких моментах в личных отношениях предпочитаете чаще всего вспоминать? Говорят, и мне кажется, неспроста, что по сути дела он был тем, кто зачистил «авгиевы конюшни» Росрезерва. Что, на Ваш взгляд, ему в этом деле удалось, а что нет, что об этом помнят в ведомстве?
– Я разговаривал с Александром Андреевичем за несколько часов до его смерти по телефону. Мы обсуждали рабочие вопросы и планировали будущие мероприятия. Вопросов, самых сложных, как всегда, было много.
Конечно, мы и раньше знали, что здоровье нашего руководителя было подорвано годами напряженного труда на благо нашей Родины. Участие в боевых действиях во время длительной командировки в Республику Афганистан, руководство Управлением ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, восстановление структуры пришедшего к 2001 году в крайне плачевное состояние Росрезерва. На всех постах Александр Андреевич полностью отдавался работе, не жалея себя.
Но его внезапный уход для всех нас был неожиданным, страшным ударом. Да, на каждодневной работе это отразилось. Но благодаря усилиям Александра Андреевича и под его непосредственным руководством за долгие годы формировался коллектив единомышленников, способных решать задачи и обеспечить надежное функционирование механизма, работа которого зависит от профессионализма и ответственности.
Не прекратилась – и даже не замедлилась – начатая Александром Андреевичем борьба по выкорчевыванию коррупционных гнезд в нашем ведомстве. Его непримиримая позиция в отношении коррупционеров и казнокрадов напоминает о себе и дает свои плоды. Мне, как никому другому, это близко и понятно – я ведь один из немногих, кто долгое время там работал, накопил достаточно знаний и опыта на самых сложных участках Росрезерва.
Вместе с Александром Андреевичем мы написали интересную книгу «История Госрезерва». Там очень многое по этой части написано.
На стене главного здания Федерального агентства по государственным резервам установлена мемориальная доска в честь его бывшего руководителя Александра Андреевича Григорьева.
Прошло более десяти лет после его ухода. Но и сегодня сотрудники Федерального агентства говорят о нем почтительно и с ноткой гордости: «Это был правильный, честный и надежный руководитель».
Известный государственный деятель, генерал-полковник ФСБ (с 1999 г.), кандидат экономических наук, награжденный множеством медалей и орденов СССР и Российской Федерации, в том числе Орденом «За заслуги перед Отечеством», который был вручен ему в Кремле лично В.В. Путиным за заслуги в управлении Государственным материальным резервом и многолетнюю добросовестную службу. Александр Андреевич Григорьев умер 10 декабря 2008 года в Москве. Похоронен на Серафимовском кладбище.
«…Каждое поколение рождает людей, которые лучше всех выражают наши чувства, мысли, настроения. Наше отношение к стране, к работе, к семье, к детям. Наконец, наше понимание своего предназначения. Таким был и Александр Андреевич Григорьев. Как-то его назвали «человеком из особого резерва». Из государственного. Очень точное и емкое определение. Лучше не скажешь».
автор: Елизавета Абрамова