Участники Великой Отечественной войны – хрупкие звенья, продолжающие хранить в своей памяти дни, вошедшие в мировую историю, и соединяющие наше время с годами битв и сражений. Встреча и разговор с ними – настоящий подарок для нашего поколения. Судьба подарила мне такую встречу.
Ветеран Великой Отечественной войны Жорес Львович Артемов в свои 95 лет пишет очередную книгу, посвященную героическим событиям 1941-45 годов. Полковник в отставке, кандидат исторических наук, доцент, член Российского союза офицеров запаса – автор серии «Важнейшие сражения Великой Отечественной войны» в помощь лекторскому активу. Свет увидели уже 9 книг из этой серии. На стенах квартиры Жореса Львовича висят фотографии из тех далеких военных лет, запечатлевшие фронтовых друзей, полководцев, военную технику, города и дороги, по которым пришлось пройти.
– Жорес Львович, Вы участвовали в обороне Москвы, в операциях “Багратион”, Висло-Одерская и Восточно-Померанская, в штурме Берлина. Когда заходит разговор о войне, есть ли какое-то особенно яркое воспоминание, которое тут же всплывает в Вашей памяти?
– Впечатлений всегда о войне много. Однажды я со своей группой получил задание сфотографировать Мезерицкий укрепрайон. Мы были ориентированы на то, что там немцев нет. Один километр от шоссе мы ещё прошли по проселочной дороге, видя, что на холмах уже видны бойницы. Но, так как нам сказали, что немцев нет, мы шли дальше и напоролись на противотанковый ров. Думаем: “Давай-ка сначала мы сделаем общий снимок”. Морозов расставил штанги, штатив, поставил “Лейку”, и только начал он фотографировать, как из пулемётов по нам начали стрелять. Инстинктивно мы трое упали на землю. Я закрыл рукой голову, считая, что, если уж попадёт, то не в голову, а в руки.
Прекратилась стрельба. Мы окликаем – он лежит. “Морозов!” А он молчит. “Морозов!” А он молчит. Я говорю: “Коля, давай подойдём к нему”. Только мы встали – опять стреляют! Немцы не дают нам подойти к нему, чтобы выяснить, в чем дело. В конечном счете, стали ползком. Стали его осматривать. Нигде не видим ранений. Ран нет. Но когда добрались до руки, то увидели, что пуля попала ему в палец большой и срезала его. Он от страха умер.
Было решено уехать. Почему? Мы обнаружили немцев, вышестоящее командование не знает об этом, а по шоссе, с которого мы свернули, идут наши войска, идёт техника, едут автомобили. Кто знает, на что готовы немцы? Они могут ударить по нашим войскам. Поэтому решено было сообщить в штаб. А тело немцы не дают забрать. Решили его оставить до вечера и, когда будет темнота, – вернуться и забрать. Так мы и сделали. Но в то же время у нас невольно появилась мысль: “А что было бы, если бы немцы нас не обстреляли?” Мы ведь пошли бы по противотанковому рву и пришли бы к ним в гости. А что там было бы дальше – это трудно себе представить. Поэтому такое впечатление, конечно, осталось на всю жизнь.
– О начале Великой Отечественной войны Вы узнали по прибытии в полевой лагерь, будучи шестнадцатилетним юношей и курсантом артиллерийской школы. Как проходили первые дни войны?
– Ну, во-первых, все сразу повзрослели, потому что почувствовали ответственность за страну, и стали предъявлять командованию: “Отправьте нас на фронт!” Какой фронт? Мы ещё ничего толком не знаем! Да, действительно, мы изучали артиллерийские орудия, но это ещё не значит, что мы готовы воевать. Поэтому нас осадили, сказали: “Нужно будет – вас призовут. А пока что учитесь и готовьтесь”.
Когда мы вернулись, мы приняли участие не в боевых действиях, а в обороне Москвы от авиации. В чем она заключалась? Во-первых, мы стали дежурить на чердаках, чтобы быть готовыми тушить зажигательные бомбы. Мы таскали воду, песок, щипцы, чтобы было все наготове. Дальше, мы вообще просто дежурили, чтобы был какой-то порядок, особенно после того, как начиналась светомаскировка. Мы патрулировали улицы города и определяли, есть ли свет в окнах. Дело в том, что были и диверсанты, которые умышленно нарушали светомаскировку, то есть подавали знак авиации, которая с неба пыталась прорваться в город и бомбить. Когда началась учёба, нас посылали на рытье противотанковых инженерных сооружений. В частности, мы участвовали в рытье противотанковых рвов в районе нынешнего города Дедовска, потом в другой день – в Голицыно. Вот такое у нас было участие в войне, в первые месяцы.
– В декабре 1943 года, когда Вам было всего восемнадцать лет, Вы были назначены на должность командира измерительно-вычислительного взвода батареи звуковой разведки в 821 отдельном разведывательном артиллерийском дивизионе. Какими были Ваши фронтовые будни?
– В 1942 году я закончил десять классов Пятой артиллерийской спецшколы и получил назначение в Одесское артиллерийское училище. Я учился всего семь месяцев – обычно, в мирное время, учатся два-три года. В феврале 1943 года в возрасте восемнадцати лет я был выпущен в звании лейтенанта.
Но не сразу я попал на фронт. Меня послали в город Саранск, там находился Девятый запасной разведывательный артиллерийский полк. Он готовил сержантов и рядовых для ОРАДов, в которых я потом воевал. Вообще ОРАД – отдельный разведывательный артиллерийский дивизион – призван осуществлять с помощью инструментальных приборов разведку. Разную. Во-первых, звуковая разведка. В каждом дивизионе было несколько звукобатарей. Кроме того, в дивизионе была батарея топографической разведки, был фотовзвод и взвод оптической разведки. Мы работали на других. Мы не стреляли – у нас были только карабины. Меня назначили командиром взвода готовить людей для работы в звукобатареях. За семь месяцев учебы – что мы могли получить? Только теоретические знания. Поэтому, когда я приехал на фронт командиром звукобатареи, я столкнулся с тем, что все мои подчинённые на голову старше меня и на голову подготовленнее. Мне пришлось учиться у своих подчиненных. В определенной мере мне было неловко перед ними, что они опыт имеют боевой, они старше меня, то есть они мне в отцы годились. Но войска есть войска, и субординация никуда не делась. Хоть я и молодой был, но нес ответственность за своих подчиненных бойцов и они это понимали.
Будни заключались в том, что мы все время занимались определением координат противника. Звукоприемники принимали, передавали нам сигналы, а мы несложными вычислениями занимались и определяли эти координаты. Передавали их в штабы артиллерийские, которые уже по нашим данным стреляли. ОРАДы имели колоссальное значение для артиллерии – 90% батарей противника было засечено звуковой разведкой.
-Как Вы считаете, что было Вашим личным подвигом во время войны?
– Я никаких подвигов не совершал. Я честно выполнял свой долг, командуя подразделением, стремясь точнее обеспечить координаты противника. Но, вы знаете, немцы – народ хитрый. Так же, как и мы во время войны. Каждый стремился обмануть друг друга, прежде всего авиаразведку. Если авиаразведка снимает фотоаппаратурой расположение средств противника, то они имеют разведданные местоположения. Поэтому мы были заинтересованы, чтобы нас не определили. И немцы так же делали.
Что они предпринимали? Чтобы обмануть авиаразведку, они из бревен, из жердей делали подобие орудия, которое сверху будет изображаться на фотоснимке, как настоящее. А для того, чтобы подкрепить результат, подъезжало “кочующее орудие”. Постреляет – и уедет, постреляет – и уедет. Изображали, что это постоянно действующая огневая точка. А на самом деле, – мы же засекаем стрельбу, – звуковую разведку они не обманули. А авиаразведку – обманули.
Однажды мы засекли, что орудие стреляет с середины озера. Ну, какая-то чепуха. Мы даже не решились командованию об этом сообщать. Мы специально поехали на это озеро – и что оказалось? Там был плот, на этот плот установили орудие, и они стреляли из этого орудия. То есть они пытались обмануть звуковую разведку, и им это удалось сделать.
И мы их обманывали, конечно. Когда готовилась, например, Берлинская операция, применялась такая уловка. Чтобы обмануть авиаразведку немецкую, эшелоны, которые шли с танками, артиллерией, маскировали соломой, чтобы придать грузу мирный характер. Обманывали и другим путем. Скажем, готовится наступление на таком-то направлении, а идет ложная подготовка на другом направлении. Здесь тишина, только ночью войска приходят. А там, где ложная, во всю роют окопы, приходят войска. Так что это мы делали, и немцы то же самое делали.
Хочу вам рассказать ещё кое-что. Факт был в Белоруссии зимой. Приехали мы в населённый пункт, а все лучшие места заняты другими батареями. Мы вырыли окоп, загнали туда наш автобус со звукоаппаратурой, но он стоял не очень безопасно, был виден. И вдруг кто-то выехал, освободилось место, и мы моментально автобус перегнали на их место. Уже и готовый окоп, и преграда – все прекрасно. А потом при каком-то обстреле один из снарядов попал точно в наш бывший окоп! Это случайность, а случайность на войне часто бывала.
– Были ли моменты, когда казалось, что надежды на победу нет? Что в таких случаях воскрешало веру в лучшее?
– Видите ли, такое сомнение, прежде всего, было в 1941 году. Потом уже сомнений не было. Тем более, когда была первая крупная победа под Москвой, которая вдохновила не только нас, а весь мир, когда стало ясно, что есть сила, способная гнать их отсюда, этих поганых. Не может быть вообще у русского человека сомнения, что он не справится с внешним врагом. Вся история нашей страны свидетельствует о том, что мы переживали внешних врагов. Русского невозможно победить. И это наши враги признают.
– В одном из интервью Вы говорили, что ни в кого не стреляли на фронте. Были ли экстренные ситуации, когда все же приходилось брать в руки оружие?
– В моем дивизионе таких фактов не было. Мы же были звуковой разведкой и не выходили впрямую на противника. Но у нас был пленный – отличный автомеханик. Как он к нам попал, я не знаю. И мы его держали до событий Берлинской операции, он потом сбежал. Но стрелять по немцам мне не приходилось. Стреляли артиллерийские батареи по нашим данным.
– Вы участвовали в штурме Берлина. Как вы встретили окончание войны?
– В наступлении мы не работали, мы работали в обороне. Почему? У нас шесть звукоприемников, установленных полукругом. Пока мы установим эти звукоприемники, пока топографы привяжут их к местности, войска уже уходят далеко. Но в штурме Берлина мы участвовали, причем для звуковой разведки это было серьёзное испытание – из-за высоких зданий звук искажался, надо было устанавливать звукоприемники на чердаках, на крышах. Это уже создавало трудности.
А население из городов убежало, напуганное пропагандой Геббельса. Мы приходили в пустые города, в пустые деревни. Я помню, подошёл к одному из домов – в воротах сарая на перекладине висят муж и жена. Напуганные, они уничтожили сами себя. И другой хочу привести пример. Мы остановились в Реппене, заняли один дом для работы штаба и вдруг услышали детский плач. А у немцев своеобразные есть погреба. Вот оттуда мы слышим детский плач. Мы подошли, открыли – и что мы видим? Мать душит ребёнка. У неё было три дочери. Одну она задушила и стала душить вторую, а третья забилась в угол, в ужасе видя все это. Мы обалдели. Ну, конечно, моментально оторвали ребёнка от матери, завели их в помещение нашего штаба, дали успокоиться, накормили. Она пришла в себя и горько плакала, что она своими руками задушила дочь, поверив в ложь Геббельса.
А конец войны я встретил не в Берлине. Второго мая закончились боевые действия в городе, и через несколько дней мы уехали вместе с корпусом в одну деревню, примерно километров 15-20 от Берлина, деревня Грюнфельд. И вот там мы встретили Девятое мая.
– Спустя некоторое время после войны Вы решили получить высшее образование. После окончания Военно-политической академии Вы три года работали в городе Энгельс, а затем двадцать два года – на кафедре истории в той же академии. Почему Вы решили заняться педагогической деятельностью?
– Ну, во-первых, я после войны четыре года служил в Германии в своём же ОРАДе. Затем меня направили в Москву, предложили работать офицером-воспитателем в Артиллерийском подготовительном училище. Когда я проработал три с половиной года, я понял, что у меня пробелы с педагогикой. Все-таки получить образование высшее было надо, и я поступил в Артиллерийскую академию. Я закончил академию и стал учителем истории. После окончания в 1960 году меня отправили в город Энгельс, в военно-техническое училище ПВО войск страны. И там три года я пробарабанил. Когда появилась вакансия на кафедре в академии, меня вызвали на переговоры из Энгельса и перевели в Военно-политическую академию, где я и прослужил двадцать два года преподавателем. Там я и защитился, дослужился до звания доцента. В 1985 году уволился в возрасте 60 лет, прослужив в Вооруженных силах в общей сложности 43 года. С 1991 года занимаюсь общественной деятельностью в ветеранском движении. С 1992 года состою в Российском союзе офицеров запаса. Пишу статьи в журналах, газетах. Выступаю в школах, колледжах, вузах.
– Вы – историк. Как Вы считаете, почему в последние годы особенно остро встала проблема фальсификации исторических данных, в том числе фальсификация истории Великой Отечественной войны, и почему эта проблема появилась?
– Корни этого уходят в период начала «холодной войны» сразу после войны. Дело в том, что капиталистический мир был напуган Октябрьской революцией. Напуган, потому что после войны начался подъем национально-освободительного движения в мире под влиянием, в том числе, авторитета Советского Союза. Поэтому на стыке противоречий между первым социалистическим государством и капиталистическим миром появилась «холодная война», целью которой было разрушить социалистический мир невоенными способами. Ложь, фальсификации, одурачивание молодого поколения – одни из главных инструментов «холодной войны».
Важно было любыми средствами очернить в глазах мировой общественности Советский Союз, а теперь и Россию. Отравить ложью, русофобской пропагандой умы людей западных стран, и Вы знаете, как это удаётся сделать. Когда выступают геополитические интересы, никто не обращает внимания на международное право.
– Вами написаны несколько книг по истории Великой Отечественной войны, Вы погружены в исторический материал. Интересно узнать, что Вы думаете о “противостоянии” Сталина и Жукова, о котором также много пишут в последние годы и даже в современных фильмах появляется эта тема?
– Не было никакого противостояния.
Начнём со Сталина. Фигура очень противоречивая. Конечно, за репрессии его нужно было бы судить, это – вне всякого сомнения. Но понимаете, нужен диалектический подход. Сталин, с одной стороны, ликвидировал ленинскую новую экономическую политику, обеспечил рывок в развитии государства. С одной стороны, он был разрушитель, а с другой стороны, – созидатель. Благодаря его руководству страна встала на промышленные рельсы, смогла обеспечить производство военной техники, оружия во время войны и восстановить народное хозяйство после ее окончания в короткие сроки. С ним очень трудно было работать, но он изменился за время войны: целый ряд отрицательных черт нивелировался тем, что он был вынужден передавать часть своих полномочий Народному Комиссариату. Сталин все-таки был полководцем. Но черта характера жесткость, даже жестокость, сыграла во время войны свою роль.
А Жуков? Жуков – выдающийся полководец. И Сталин очень доверял ему. Неслучайно Жуков награждён всеми высшими орденами. Деятельность Жукова признают и западноевропейские деятели, участники Второй мировой войны. Другое дело, что Сталин обошёлся с ним не очень справедливо. Он снял его с поста командующего сухопутными войсками и назначил командующим Одесского военного округа, затем перевёл в Уральский. Но Жуков везде навёл порядок. С другой стороны, я бы не хотел попасть под его горячую руку. Жуков был порой очень жесток. Вот тут их со Сталиным общая черта. Но иногда она была необходима.
– Если бы у Вас была возможность сказать каждому человеку на Земле что-то важное, что бы Вы сказали?
– Что бы я сказал? Давайте хранить мир. А обращаясь к молодежи нашей страны, я говорю: любите свою страну, любите свою Родину, любите свою семью, любите свой дом, любите свой район, город. Но это должна быть не просто любовь как таковая, старайтесь внести свой личный вклад в укрепление могущества страны, её силы, а если нужно, берите в руки оружие и её защищайте. Вот что значит быть патриотом своей страны.
Журнал «Персона страны» благодарит Жореса Львовича Артемова за встречу и предоставленные материалы из личного архива.
Больше о деятельности и книгах Ж.Л.Артемова можно узнать на сайте «Российского союза офицеров запаса» рсоз.рф
Материал подготовила Амина Шокаримова