Владимир Геннадьевич Соловьев – председатель Союза журналистов России, тележурналист, политический обозреватель, телеведущий, телепродюсер, общественный деятель. Первый журналист, которому дал интервью Владимир Владимирович Путин после назначения исполняющим обязанности Президента Российской Федерации в далеком 2000 году.
Владимир Соловьев отвечает на вопросы шеф-редактора журнала Ирины Королевой:
– Владимир Геннадьевич, то интервью было показано в программе «Время» 4 января 2000 года. Как оно проходило и как Вы воспринимаете современного, сегодняшнего Владимира Путина спустя 20 лет?
– Ну, в то время я уже был в составе так называемого Кремлёвского пула и не раз брал интервью у Бориса Николаевича Ельцина. В тот момент, когда вдруг Борис Николаевич перед самым Новым годом заявил: «Я устал, я ухожу», вы можете себе представить, что произошло в редакциях всех итоговых информационных программ, которые заранее уже сделали все блоки, отдали всё на эфир и пошли домой праздновать Новый год… Когда все это услышали, они бросили всё и побежали переделывать все программы. Я тогда тоже участвовал в подготовке программы на нашем канале. Потом был Новый год, очень напряженный. А четвёртого числа утром я пришёл на работу в коричневом пиджаке и галстуке – потом расскажу, почему именно об этом я говорю, – я шёл по нашему коридору (такой длинный у нас коридор, где редакция программы «Время»), и вдруг выбегает зам. главного редактора ко мне со словами: «Хоть ты появился из пула! Всё бросай, пиши вопросы, ты едешь брать интервью у Путина». Я просто попал в то время, когда ему позвонили из Администрации. Делать нечего: от руки написал несколько вопросов, которые пришли мне в голову, и с командой выехал в Кремль. На трех машинах мы въехали через Боровицкие ворота в Кремль, в первый корпус, и почему-то нас проводили в салатовую гостиную – там есть несколько гостиных разного цвета. Мы уже поставили наши три камеры, и в этот момент зашла Ксения Пономарева (в то время она командовала программой «Время» и возглавляла PR-службу)… Она осмотрела нас всех внимательно, сказала: «Нет, не пойдет. Володя сегодня в коричневом пиджаке и коричневом галстуке, а вы в салатовой гостиной. Пошли все в коричневую гостиную». Нам пришлось разобрать всю аппаратуру, перетащить на другой конец корпуса и поставить все в коричневой гостиной только из-за того, что я пришёл в этом галстуке и этом пиджаке. Пришёл Владимир Владимирович, мы с ним поздоровались, сели, и он мне говорит: «Дай посмотреть вопросы». Я говорю: «Может, не надо? Может, так вот сходу нормально будет?» Он говорит: «Всё-таки такое интервью, ну, надо». Я подсовываю листочек, он посмотрел: «Хорошо, поехали». И вот именно в этом интервью он рассказал, как проходило общение с Борисом Николаевичем перед передачей власти, как происходила сама передача власти, как Борис Николаевич сказал: «Берегите Россию», как Владимир Владимирович вместе с супругой тогда на Новый год решил полететь к нашим войскам в Чечню, но тогда была очень тяжёлая погода и были обстрелы, поэтому вертолёт сел в Дагестане, Новый год встретили в Дагестане, с нашими солдатами, тогда война шла…
– Как он мог вообще, с супругой?..
– Да. Он так и сказал: «Супруга увязалась», у него такая была формулировка. И он как-то вот оживился, уже не по вопросам стали говорить, когда он понял, что нормальное общение идет, и действительно, он наговорил минут 40. И этот материал целиком занял программу «Время» четвёртого января, ведущий только поздоровался и в конце программы попрощался, то есть я могу гордиться тем, что когда-то я, можно сказать, сделал весь выпуск программы «Время». После этого интервью, конечно, мне пришлось очень много потом встречаться с Президентом… Тогда возглавлял Пресс-службу Алексей Алексеевич Громов, мы очень много, плодотворно с ним и со всей его командой работали. Мы проехали множество стран, множество городов России. Работа в Кремлёвском пуле даёт возможность несколько раз в неделю заходить в кабинет Президента либо в Кремле, либо в резиденции под Москвой, либо в резиденции летней под Сочи. Поэтому мне пришлось наблюдать Владимира Владимировича, конечно, много лет подряд в разной обстановке: формальной и неформальной.
– Какое же все-таки впечатление первое и сегодняшнее?
– Ну, конечно, тогда для него всё было новым, хотя он, конечно, уже человек был очень опытный… Тем не менее формат для него был новым. Но он как-то быстро нащупал, что ли, направление общения. Надо сказать, он очень умеет расположить к себе собеседника. Может, его учили когда-то этому в разведшколе, а может быть, это и свойство его характера, но он умеет как-то проникнуться сразу, он сразу понимает, что за человек перед ним, он понимает, как говорить, он понимает, как иногда подстроиться под разговор, как отпарировать. У него всегда это было и сейчас есть. Сейчас, конечно, он суперпрофессионал общения на любых уровнях, он отвечает долгими часами на всех пресс-конференциях, он общается со всеми высшими лицами государств и журналистами, общественниками, и такое вряд ли можно видеть среди других лидеров стран.
– То есть впечатление кардинально не изменилось у Вас за эти 20 лет?
– Нет, нет. Я расскажу вам смешной случай. Я не так давно был в Болгарии. Корреспонденты, которые брали у меня интервью, потом прислали мне эти тексты, а я знаю всякие балканские языки, то есть дословно всё, что я говорил, там было изложено. И есть такая газета «Труд», вполне уважаемая. Мы долго с корреспондентами беседовали, я рассказывал о взаимоотношениях наших стран, нашем Союзе журналистов, и в конце концов корреспондентка из этой газеты, немножко смущаясь, мне говорит: «У меня такой вопрос еще, немного странный». Я говорю: «Что хотите? Спрашивайте». Она говорит: «Вот Вы много лет видите Владимира Владимировича Путина, Вы заходите в его кабинет, Вы брали первое интервью, а у нас ходят слухи, что он заменён двойником. Что Вы можете на это сказать?» Я говорю: «Ну, вы знаете, действительно много лет его вижу, действительно вижу, как он общается с людьми, и есть такая мимика лица, движения рук, какие-то фразочки, которые невозможно подменить никаким образом, какой бы ни был талантливый двойник. Поэтому я вам говорю, что он на тысячу процентов настоящий». Дальше мне присылают эту газету, там заголовок: «Председатель Союза журналистов России: Путин не заменён двойником». То есть действительно вот у него с тех пор, еще 20 лет назад, были мимика какая-то лица, определённые движения, определенные, даже не буду говорить, пара слов, которые он произносит немножко неправильно, но тем не менее это осталось.
– А какие еще штрихи к портрету Владимира Путина Вы могли бы отметить?
– Что-то я не могу рассказывать. И ещё много лет не смогу. Я могу рассказать несколько смешных случаев, которые были (а это редкость) во время работы в пуле…
Вот мы часто часами сидели в Ново-Огарёво в ожидании съемки. А там жила любимая собака президента – Конни, лабрадор. Она нас всех уже знала, мы её гладили, кормили, она между нами там ходила, и однажды какая-то протокольная, совсем простая съемка была, и какой-то министр или глава региона пришёл с отчетом, я уже не помню. Я помню, что человек был очень полный, у человека красное лицо, по нему видно, что ему страшно, что у него давление, наверное, под 200, у него пот катится – отчёт перед президентом! Он сидит, сидит президент, мы стоим, две камеры – Первый канал, канал «Россия», я от Первого, Таня Алешина от второго, от «России», и между нами подошла Конни. Мы её так гладим с Татьяной, она смотрит на нас радостно, хвостом виляет, а хвост здоровый, она бьёт по ноге Громова, и Громов её так слегка пнул. Собака посмотрела на него, обиделась и пошла жаловаться хозяину. То есть идёт съемка, они разговаривают, в этот момент собака идёт к Путину. Он её тоже легонько отстранил. Собака совсем удивилась и пошла к этому министру. И стала лезть ему на колени почему-то. Человеку совсем страшно, он с Президентом разговаривает, и вдруг ему на колени лезет собака Президента. Мы все смеемся, Путин изо всех сил сдерживается, говорит: «Стоп, ребята, стоп». Останавливаемся. Берет собаку за шиворот, выводит за дверь: «Давайте все сначала». Вот…
Или вот такой штрих к его портрету. Обычно на съемках подают в основном, печеньки, кофе. Когда хочется обед побольше, нам говорят: «Есть время, ну, до трех часов». И вот однажды, помню, мы из резиденции выехали на Рублевку, в шашлычную какую-то пообедать. На обратном пути выходим – проливной дождь, а нам надо ко времени успеть. И мы пока до машины добежали – насквозь мокрые. И стоим уже там, перед тем, как начнётся съемка, с нас течёт вода со всех. Выходит Путин: «Ребята, а что это вы насквозь промокли?» Мы говорим: «Да мы тут пообедать отъехали, под дождь попали». Он говорит: «А вас что, тут не кормят что ли?» В этот момент мне Громов очень сильно наступает на ногу. «Нет, ну, вообще кормят… Спасибо, да». То есть он всегда внимателен к людям, которые с ним работают. Ну и каких-то таких моментов много было. Помню, в резиденции Бочаров Ручей, в Сочи, был тоже забавный случай. Я там был накануне событий в Беслане и оттуда прямо попал в Беслан, но перед этим почти месяц весь пул жил в Дагомысе. И мы ездили в резиденцию, там шатер такой большой, в котором когда-то Борис Николаевич играл в теннис, и из него сделали пресс-центр. И в этот пресс-центр однажды вдруг решили нам привезти пиво. Разливное.
– Настоящее…
– Настоящее, да. И привезли… А нам ещё накануне Владимир Владимирович говорит: «Ребята, завтра будет интересное кое-что. Сюрприз для вас приготовили, потому что жарко». И вдруг приходим, а там стоит аппарат разливного пива. Начали все разливать пиво. И Президент вместе с нами. Такие моменты были. Ну а так, конечно, в основном, работа в Кремлевском пуле нелегкая, она иногда неблагодарная, потому что одно слово не так – и сразу же долетает. Но я ни разу за все эти годы не опоздал к эфиру и ни разу не ошибся в словах. Хотя приходилось из самых неожиданных мест в последнюю секунду перегонять материалы, и всё это удавалось успевать.
– Вы видели Владимира Владимировича и в неформальной, и в формальной обстановке. Все-таки какую черту его характера Вы могли бы выделить особо? Говорят иногда, что Путин – это такая «вещь в себе», что-то такое загадочное в нем всегда остается, не весь он открыт, что ли…
– Насчёт открытости тут сложно сказать, потому что понятно, что президент знает гораздо больше, чем он имеет право говорить. Особенно в наше непростое время. Но я бы выделил его невероятное терпение, потому что огромное количество раз я наблюдал ситуацию, когда люди задают те вопросы, на которые он уже ответил, говорят какие-то достаточно скучные, нудные вещи, которые уже давно были всем понятны. Но он терпеливо каждому подробно, просто разжевывает, что называется, объясняет досконально. Мы видели это, например, на заседании Комиссии по подготовке Конституции. Однажды в конце заседания помощники три раза напоминали всем, что в соседнем зале Президента ждут ещё коллеги из-за рубежа, и давайте говорить по пять минут хотя бы. Вдруг один пожилой судья начал говорить минут 20, и все сидят, все сами уже на нервах, все понимают, что Президенту надо уходить, но он сидит, слушает и потом начинает этому судье долго, подробно отвечать на всё, что тот сказал…
– Коли мы коснулись Вашей работы в рабочей группе по поправкам в Конституцию, как Вы как журналист оцениваете атмосферу этой рабочей группы? Как проходила работа над поправками?
– Во-первых, я очень горжусь, что мне предложили быть в этой группе, потому что это важно для Союза журналистов. Это уважение к нашему союзу, понимание статуса нашего союза. 15 января было обращение Президента к Федеральному Собранию, а вечером, когда я приехал в офис, мне позвонили, предложили быть в этой группе, я, конечно, согласился. Группа встречалась с Президентом несколько раз в Ново-Огарёво и в Кремле, а вообще группа собиралась практически раз в неделю, последнее время в Общественной палате, и там шла постоянная, достаточно серьёзная дискуссия. Мы все были разбиты по определённым направлениям. Я как журналист-международник был включён в международную группу. Там, например, работал и Вячеслав Никонов, и Константин Косачев, с нами была и наша знаменитая фигуристка Ирина Роднина. Это была интересная работа и очень ответственная. Такое было впечатление, что мы лепим будущую историю страны. Это и почетно, и очень интересно, и очень важно. В рабочей группе были самые известные люди страны: артисты, писатели, политики, общественные деятели. Я надеюсь, что мы не зря поработали. Я тоже предложил несколько вариантов в Конституцию из тех предложений, что мои коллеги мне присылали со всей страны.
– А те предложения, поправки, которые сделал Президент, – они не были как бы табу, их обсуждали?
– Обсуждали. Всё обсуждали. Самые невероятные были подчас от людей предложения, которые никоим образом не лепятся к Конституции. Но обсуждалось всё, что происходит у нас в стране. Приходили буквально толстые тома с предложениями, с идеями, так что народ активно откликнулся. И всё было услышано и обсуждено.
– Союз журналистов России, который Вы возглавляете, – главная профессиональная организация, которая защищает права журналистов и особенно их право на свободу слова. Последнее время, с развитием интернета, эта свобода слова, по-моему, зашкаливает, превышая уже какие-то пределы допустимого. Так, о Путине в интернете можно встретить все что угодно. Любые мнения, любые высказывания. Как доброжелательные, так и не очень. Иногда бывают даже оскорбительные. Как Вы считаете, именно с позиции Союза журналистов, с позиции свободы слова, должна ведь быть какая-то ответственность за нанесение вреда достоинству, чести как Президента, так и обычного гражданина? Не пора ли ввести цензуру, все-таки как-то ограничить эту вседозволенность, которую позволяют себе некоторые авторы в Интернете?
– Цензура у нас запрещена Конституцией. И мы стоим на страже свободы слова и ни в коей мере не можем говорить о том, что нужно вводить какую-то цензуру. Хотя прекрасно понимаем, какие иногда вещи пишут, публикуют, рисуют определённые прослойки интернета – это буквально помойка, где можно встретить всё что угодно. Но мы в основном работаем с профессиональными журналистами, с редакциями официально зарегистрированных газет. Так вот в них тоже (не только в центральных, но и в региональных газетах, которые издаются достаточно большими тиражами) есть, например, карикатуры на Путина. Есть такие тексты про Президента, которые в других странах вряд ли могли бы быть опубликованы. Тем не менее всё регулирует Закон о печати и наше законодательство, уголовное либо гражданское. То есть если журналист не переходит какую-то черту, где он может быть наказан по гражданскому или уголовному праву, значит, он имеет право писать всё, что он решил писать, или рисовать, или снимать, или говорить. У нас вот так. Как бы нам, может быть, и не нравилось то, что некоторые пишут, говорят, снимают или рисуют.
– А сам Владимир Владимирович как относится к каким-то таким…?
– Я думаю, ему некогда…
– Но он же знает, что есть разные публикации о нем…
– Да, каждый день ему на стол пресс-служба кладёт выборку того, что было опубликовано, какие-то важные вещи, и даются ему ещё и видео, которые он иногда в машине смотрит. Я видел эти выборки. Понятно, что со всей страны собрать очень сложно, и это выжимка самых важных каких-то вещей, самых важных цитат каких-то. У него есть выход в интернет, но я не думаю, что он постоянно в нем находится, потому что у него объем работы невероятный. И поэтому, может, он даже знает какие-то нехорошие вещи, которые о нем пишут, но я не думаю, что он стал бы давать команду каким-то образом это прекратить, потому что он тоже понимает, что свободу слова в любом случае нам нужно беречь, а цензура у нас, я повторю, запрещена Конституцией.
– Как Вы относитесь к стереотипам, которые существуют о Путине: «Путин хочет продлить свою власть», «Путин хочет притормозить демократию», «Путин хочет возобновить тоталитарный режим»? Как Вы к этому относитесь как профессионал?
– Накладки какие-то есть всегда, и всегда ищутся какие-то поводы для антипутинской пропаганды. А когда появилась тема изменения Конституции, возникновения разнообразных новых органов, типа Госсовета, вопрос «обнуления», конечно, всё это дало повод к новым догадкам и антипутинским стереотипам. Только ленивый не обсуждал, что там придумал себе Путин, чтобы якобы остаться у власти. Но у меня есть очень твёрдое убеждение, что он не собирается это делать для того, чтобы вечно находиться у власти. Он, наоборот, сейчас выстраивает такую систему, в которой будет несколько ослаблена власть Президента, в которой будут определённые препятствия, даже для нового человека на этом посту, чтобы он не изменил ход страны, чтобы он не перенаправил страну в другом направлении, чтобы была стабильность, чтобы было равновесие между органами власти. То есть Президент таким образом выстраивает структуру власти, чтобы оставить после себя её абсолютно сбалансированной и твердой, чтобы её невозможно было поменять. Вот, мне кажется, сейчас у него внутренняя задача такая стоит. А в каком формате это всё будет происходить, мы увидим в ближайшее время. В любом случае Путин даже после ухода с поста Президента останется крупнейшим авторитетом в стране. На какой должности – это, может быть, даже не важно. Но то, что будет выстроена система демократическая, правильная для равновесия всех властей, я надеюсь, это получится.
– В последнее время стала актуальной тема «Путин и русский мир». Как Вы считаете, чем это вызвано? Когда-то, в 90-е годы, это было совершенно неактуально, а сейчас Президент проводит в Совете Безопасности совещание по теме русского языка, и указы выходят по русскому языку. И вопрос все время дискутируется о приоритетности государствообразующего народа. По Вашему мнению, почему это стало так актуально?
– Я считаю, что это крайне важно, я даже говорил об этом на заседании Комиссии. И то, что сейчас сформулировано в Конституции о языке, о народе, – это давно должно было быть в Основном законе страны. Никоим образом, конечно, нельзя ущемлять интересы крупнейшего государствообразующего народа, русского народа. Это очень важно во многом для самоощущения людей, для выстраивания приоритетов в законе нашей многонациональной страны. А то, что Президент сейчас очень много внимания уделяет русскому миру, собиранию русского мира – тоже понятно, потому что русский народ – один из самых расселенных по миру народов. Наши люди остались в республиках бывшего Союза, очень много сейчас по миру русских людей. Мы собираем контакты русскоязычной прессы во всем мире, это достаточно мощный фон, который помогает. Русскоязычная пресса работает во всем мире, и надо с ними держать контакт, надо их поддерживать. Вот я могу пример один привести. У меня единственный был континент, где я не был, я даже был в Антарктиде четыре раза, а вот в Австралии не был. И вот я в прошлый Новый год добрался до Австралии, и там коллеги-журналисты меня познакомили с Александром Пинчуком, таким русским патриотом из Одессы. Этот человек издаёт МК, АиФ в Австралии и Новой Зеландии, свою толстую газету «Горизонт» на русском языке, транслирует десять русских телеканалов и делает всё, чтобы развивать русский язык. Путин, когда был в Австралии, с ним встречался. Он получил Государственную премию России. Таким образом, тоже нужно собирать и поддерживать людей, которые на самых дальних континентах каким-то образом поддерживают русский мир и русский язык.
– Владимир Геннадьевич, когда 20 лет назад Вы взяли первое интервью у преемника Бориса Ельцина, все спрашивали: «Кто такой Путин?» Сегодня, после двадцатилетия пребывания Путина у власти, Вы можете ответить на этот вопрос? Какой, по-Вашему, главный итог этой деятельности?
– Я думаю, что бы ни случилось дальше, в любом случае Путин уже останется в истории, потому что он спас страну. Работа, конечно, колоссальная была проведена, страна, по оценке всех экспертов, действительно встала с колен, стала другой по сравнению с 90-ми годами… Все мы помним, в каком состоянии страна находилась в конце 90-х. Уже думали некоторые, как её поделить, уже думали, как её добить, но вдруг страна поднялась, вдруг страна восстановилась, как Феникс из пепла. С мощнейшим вооружением, которого нет ни у кого в мире, с мощнейшими претензиями на державу огромной духовной силы. Это заслуга Путина, конечно.