ДЕНЬ НАЧИНАЛСЯ КАК ОБЫЧНО
Выезжая на Северный Кавказ, мы всегда предельно собраны и настроены по-боевому, потому что знаем: здесь в любую минуту, несмотря на видимое спокойствие, может произойти что угодно, – вспоминал командир вертолётного экипажа майор Александр Ковалёв, для которого та командировка в горячий регион была уже шестнадцатой. В тот день его экипаж вместе с тремя другими заступил на поисково-спасательное дежурство.
При необходимости мы должны за двадцать минут после получения сигнала принять на борт врачей, эвакуаторов, если требуется – спецназ, взлететь парой и идти туда, где требуется наша помощь, – пояснял Александр Васильевич.
Погода в тот день, 12 февраля стояла ужасная: ветер, дождь со снегом. Но спецназовцы работали в горах, пытаясь обнаружить группу боевиков, которую засекли накануне. Значит, и мы находились в постоянной готовности подняться в воздух.Только заступили на дежурство, как пришла информация: есть раненый, надо забрать его из района Весенней. Рейс был непродолжительным, но сложным. Бойца сослуживцы вынесли на небольшой пятачок на склоне, поросшим лесом. Сесть там невозможно, низко не опустишься. Висели метрах в сорока от земли. Когда подняли раненого на борт, спустили спецназовцам продукты, воду и отправились обратно. На аэродроме нас уже ждали санитарный автомобиль, врачи. Перегрузили им свой ценный груз, дозаправились, и опять сидим в готовности. Вижу – у вертолёта какое-то шевеление. Вышел посмотреть, а это медработники, дежурившие вместе с нами, и бойцы-стрелки решили сфотографироваться на память…
ВООБЩЕ-ТО НЕ ПОЛОЖЕНО, НО…
До того, как надеть военную форму, Анастасия Кандаурова окончила медицинское училище, успела несколько лет проработать в реанимационном отделении больницы города Шахты. Потом вышла замуж за офицера и вместе с ним переехала к месту его службы – в станицу Наурскую.
Как только командир воинской части узнал о её профессии, сразу же предложил должность санинструктора. Немного подумав, она согласилась. По характеру Настя не домоседка – любит путешествия и приключения, умеет общаться с людьми. Почему бы и не попробовать себя на военной службе, решила молодая женщина. Чего-чего, а уж скучать за пятнадцать лет службы ей точно не приходилось. Много всего случалось за это время, но 12 февраля 2014 года она запомнит навсегда. – Тогда мы вместе с мужем служили в Ханкале, – вспоминает Анастасия. – Меня перевели в батальон обеспечения, и мы с коллегами по графику заступали дежурить «на перрон» – авиационную площадку, откуда взлетали винтокрылые машины для эвакуации раненых. Это значит, в течение суток команда медиков и вертолётчиков должна быть готова вылететь к месту подрыва, обстрела, аварии, происшествия и срочно доставить пострадавших в госпиталь. В очередное моё дежурство день выдался холодный, пасмурный, шёл снег. Наша бригада – два медика, эвакуатор и бойцы, выполнявшие обязанности воздушных стрелков – решили скоротать время и сфотографироваться на память у вертолёта. Подошли к борту, сделали несколько снимков. И тут командир дежурного экипажа майор Александр Ковалёв сказал, осуждающе качая головой: – А вы в курсе, что фотографироваться перед вылетом – плохая примета? Я лишь шутливо махнула рукой: сколько раз уже фотографировались, а потом летели, и ничего не случалось. Да и неизвестно ещё, будет ли вылет, а снимок – память на годы. Тогда они ещё не знали, что ждёт их через несколько часов.
АД В НЕБЕСАХ
Не прошло и часа, как снова получили команду на вылет. Запустились, взлетели, набрали высоту, вышли за облака. Ближе к горам облачность ушла, и мы с ведомым снизились, – продолжал рассказ майор Ковалёв. – Выходим на точку. Солнце – в глаза. По дыму и сигнальной ракете обнаружили человека. Сделали петлю, чтобы оставить солнце за спиной, потому что иначе работать невозможно, и стали заходить для эвакуации. Всё это время раненый спецназовец был с нами на связи, видел нас, говорил с нами по рации. Подошли, зависли. Борттехник майор Алексей Терновский открыл дверь и стал выводить стрелу со скоростной лебедкой. И тут началось. Когда вертолёт попадает под огонь с земли, звуков выстрелов экипаж не слышит. Только щелчки по обшивке идут, словно консервную банку гвоздём протыкают. Вот такие удары и раздались по левому борту. Потом остекление кабины разлетелось. Наш стрелок, боец из отряда «Ермак», что в салоне находился, начал отстреливаться, в кабину запах пороха пошёл. Мы стали маневрировать, чтобы лишить боевиков возможности вести прицельный огонь. Но всё равно после нескольких очередей с земли у нас выбило лобовое стекло, правый и левый блистеры. Стало понятно, что бандиты специально целятся по кабине, чтобы вывести из строя экипаж. Оглянулся в салон. После прошлой эвакуации пол оставался грязным, и было хорошо видно, как разлетались фонтанчики этой грязи, когда пули прошивали вертолёт снизу. Через несколько секунд ранение получил начальник парашютной службы прапорщик Семён Польковский, который должен был спускаться за раненым. Затем вскрикнул майор медицинской службы Александр Зимин – пули пробили ему руку и ногу. Почти сразу после этого схватился за раздробленный сустав майор Алексей Терновский. Повезло только бортстрелку: бандитская пуля прошла по касательной и лишь разорвала на нём одежду. Ещё через какое-то время одна из очередей прошила внутренний бак с горючим, и керосин начал заливать салон, смешиваясь на полу с кровью раненых. – Это был какой-то ад в небесах, – вспоминала Анастасия Кандаурова. – Вертушка трясётся, завывает повреждённый двигатель. Ребята корчатся на полу. Вокруг клубы порохового дыма – наши ведут ответный огонь. И резкий запах разлитого по салону керосина… Я смотрела на текущее по полу топливо и понимала: одна искра – и мы мгновенно вспыхнем.
ДРУГ В БЕДЕ НЕ БРОСИТ
Скорее всего, бандиты добили бы израненный вертолёт. Но им помешала внезапная атака ведомого борта. Быстро сориентировавшись в обстановке, тот сделал заход на позиции боевиков, выбирая цель. Всё внимание и огонь нападавших переключились на него. Это позволило майору Ковалёву со снижением уйти на правый вираж и, выскочив из опасной зоны, вывести свою машину из-под обстрела.
Повреждённые двигатели работали с перебоями и могли отказать в любой момент, поэтому назад шли на бреющем: на малой высоте был шанс не упасть на землю камнем, а жёстко приземлиться, как говорят пилоты, «в режиме авторотации винта». – Надо было как можно быстрее вернуться на базу. Но где ведомый? – заново проигрывая в мозгу тот полёт, вспоминал командир ведущего борта. – Тут выяснилось, что у нас ещё и связь повредило: ни с напарником связаться, ни командованию о повреждениях и раненых доложить. Осмотрелся, отыскал взглядом вторую вертушку. Качнул корпусом машины, тот повторил движение: мол, вижу, понимаю, что связи нет. После этого встали на обратный курс, высоту не набирали, так под облаками на максимальной скорости и шли домой.
Но как шли! Кабина открыта, по ней всё летает, ветер свистит, гул от бешено вращающихся лопастей. Говорить что-либо бесполезно – не слышно ни черта, штурман курс на бумажке пишет и мне показывает. Двигатель пробит, но работает. В топливных баках дырки, из них керосин хлещет, борттехник его стравливает. Встретишься с ним взглядом, спросишь глазами: «Как дела?», – он только большой палец вверх поднимает: нормально, мол, пока летим. Пока экипаж всеми силами старался удержать машину в воздухе, Анастасия оказывала помощь раненым. Несмотря на пережитое, её руки привычно делали заученные движения: укол… наложить бинт, жгут… подключить систему… следующий укол, ещё раз бинт, жгут… капельница. И так нужное количество раз. В какой-то момент она повернула голову: рядом, присев на корточки, борттехник затыкал обрывками тряпок дыры в пробитом топливном баке. На подлёте к базе майор Ковалёв позвонил на КП по сотовому телефону – другого варианта доложить не было: – Вертолёт повреждён, есть раненые. Пришлите на взлётку санитарные машины.
Аэродром укутал туман, пришлось садиться почти вслепую, даже без связи с диспетчером. Но повезло – сели. Позже техники насчитали в бортах и днище вертолёта больше сорока пробоин. Это не считая пуль, разбивших блистеры. Вот таким у нас рейс получился, – грустно улыбнувшись, завершил свой рассказ майор Ковалёв. Перед тем, как ответить на вопрос: не страшно ли было ему в те минуты? – офицер на секунду задумался, а потом спокойно произнёс: – Знаете, когда попадаешь в такую ситуацию, просто делаешь то, что должен: спасаешь машину, людей, которые в ней находятся. Так что, пока летишь – бояться некогда. А когда приземлишься, бояться уже поздно.
И НЕ БЫЛО В СЛОВАХ ПИЛОТА НИКАКОЙ РИСОВКИ…
С «перрона» в домик дежурной эвакуационной бригады Настя вернулась одна – остальных её коллег увезли в госпиталь. Она же на следующий день отправилась в очередной санитарный вылет.
Старшина медицинской службы Анастасия Кандаурова и по сей день продолжает служить в Ханкале и дежурить в эвакуационной бригаде. В 2015 году генерал-лейтенант Сергей Власенко, командовавший в то время Объединённой группировкой войск (сил) на Северном Кавказе, перед строем торжественно вручил ей медаль Жукова, а фотограф запечатлел этот момент. Так что теперь в её домашнем альбоме рядом хранятся два снимка, напоминающие об одном событии, произошедшем в её жизни в феврале 2014 года. А ровно через одиннадцать месяцев после того памятного рейса, 12 января 2015 года майор Александр Ковалёв и его штурман старший лейтенант Илья Севастьянов из рук командующего Сибирским округом внутренних войск генерал-лейтенанта Виктора Стригунова получили орден Мужества, боец отряда специального назначения «Ермак» ефрейтор Евгений Панкратов – медаль «За отвагу». Такая же награда была вручена майору Алексею Терновскому, а его сослуживцу прапорщику Семёну Польковскому – медаль Жукова.
Олимпиада к тому времени уже стала историей…