На вопросы Ирины Королевой отвечает Сергей Рогинко, профессор, руководитель Центра экологии и развития Института Европы РАН
Сергей Анатольевич, в начале ноября 2021 года проходила Международная конференция по климату в Глазго. В итоге был принят документ, который не совсем удовлетворил многих ученых-экологов, экономистов, энергетиков мирового сообщества. Что в нем не так, по Вашему мнению?
На самом деле, на Конференции, было принято несколько документов, главный из которых — Климатический пакт Глазго. Это – чистая декларация, не являющаяся обязывающим документом и подтверждающая намерения стран действовать в соответствии с целями Парижского соглашения. Основной упор инициаторов данного текста делался на том, чтобы зафиксировать общее намерение сторон двигаться к миру без сжигания угля и углеводородных субсидий. Однако ряд стран, зависимых от минерального топлива и понимающих риски отказа от него, добились смягчения формулировок. Например, с подачи Индии в финальной редакции документа в части использования угля вместо слов «постепенное прекращение» было записано: «постепенное сокращение». Что радикально меняет дело, давая странам свободу в трактовке «постепенности» сокращения с учетом своих экономических интересов, возможностей и потребностей населения в дешёвой и доступной энергии. Разумеется, это не понравилось ряду НПО климатического профиля, делающих свой бизнес на алармизме, критике правительств, но, как правило, не предлагающих ничего конструктивного.
Как Вы считаете, то обстоятельство, что в конференции не принял участие президент России Владимир Путин, сказалось каким-то образом на общем фоне обсуждения позиции России по вопросам климата?
Никак не сказалось. И вообще, Глазго – это не президентский уровень. Никаких глобальных решений на этой конференции не предполагалось – в отличие от Парижской конференции 2015 года, на которой принималось Парижское соглашение, и которую Путин посетил. А в Глазго единственный вопрос, по которому предполагалось что-то реально решить – это модальности новых рыночных механизмов Соглашения (т. н. статья 6). Переговоры по этому вопросу на всех раундах после Парижа от России вела крошечная группа переговорщиков – всего два–три человека. Остальные истории (декларации и т. д.), происходившие в Глазго, вообще не имели прямого отношения к повестке климатических переговоров в рамках Парижского соглашения. Все эти документы можно было подписать где угодно, но почему было выбрано именно Глазго, нетрудно понять: в Глазго было гарантировано колоссальное внимание всех мировых СМИ, «разогрев» которых шёл по нарастающей целых два года.
Вообще, развитие взаимоотношений России с Евросоюзом и США во всех областях становится все более напряженным. Россию обвиняют во всех бедах, происходящих в мире, в том числе и в климатических изменениях. На самом деле, какова доля России в загрязнении атмосферы и окружающей среды, учитывая развитие нашей энергетики и энергоемких отраслей хозяйства?
Отношения России и ЕС находятся на грани разрыва, причём – исключительно по вине стран ЕС и самой Еврокомиссии. На фоне конфронтации последних месяцев такой предлог как климат отступил на второй план, но исчез далеко не полностью, и в перспективе может возвратиться. Но даже в самые благоприятные для двусторонних отношений годы Евросоюз замалчивал тот факт, что именно Россия внесла наибольший в мире вклад в сокращение выбросов парниковых газов – с 1990 года оно достигло более 45 млрд тонн СО2-эквивалента. На этом фоне бледнеют все результаты Евросоюза, который давно позиционирует себя в качестве мирового климатического лидера. При этом сам Евросоюз с большой помпой принимает одну за другой климатические стратегии, в которых реальные технико-экономические расчёты подменяются громкой «зеленой» фразеологией. К чему это приводит – мы убедились на примере энергетических кризисов в Европе, начавшихся в 2020 году и продолжающихся сегодня. Вызваны эти кризисы непродуманной ставкой на увеличение роли в энергоснабжении таких нестабильных источников, как ветряные и солнечные станции. Решение, за которое должен бы ответить ЕС, решение, продиктованное чистой идеологией и не просчитанное с точки зрения собственно энергетики. Но по давней западной привычке валить всё с больной головы на здоровую Евросоюз пытается винить в энергетическом кризисе Россию, игнорируя то, что наши поставки энергоносителей не прерывались и их стабильность не нарушалась.
Санкции против России со стороны США и Евросоюза бумерангом ударили по самим их инициаторам. В частности, очевидно, что Запад без энергоресурсов России ждет энергетический кризис. В этих условиях некоторые уповают на альтернативные источники энергии. Насколько обоснованы эти ожидания?
Ответом на новую политическую ситуацию, создавшуюся в конце февраля, стал представленный Еврокомиссией проект плана под названием REPowerEU. Эта «перезагрузка» энергетики предполагает дальнейший рост альтернативной генерации, но, на наш взгляд, заменить российские энергоресурсы за счёт этих мер – нереально. Во-первых, Европа (и особенно Германия) уже поняла, к чему ведёт гипертрофированная зависимость от таких нестабильных источников энергии, как ветер и солнце. В результате 2021 год стал первым за долгий период, когда доля возобновляемых источников энергии (ВИЭ) в генерации в ЕС не выросла, а снизилась. И, несмотря на горячее желание осваивать новые миллиардные бюджеты на ВИЭ и наличие влиятельных интересантов и проверенных финансовых схем, это направление будет развиваться осторожно. С оглядкой на возможность блэкаутов, веерных отключений и прочих «подарков» от непродуманной энергетической политики. Собственно говоря, тупиковость собственной политики ЕС уже косвенно признал, одобрив недавно в качестве «зелёных» такие источники, как газовые и атомные электростанции. Которые на протяжении стольких лет клеймились позором во всех СМИ, отказом от которых хвастались чиновники ЕС и руководители европейских стран. Но только за счет этих источников заместить российские ресурсы в ближайшие годы не удастся. Газа в мире не так уж много, а свободного – совсем немного. Ресурс дефицитный, и если даже попытаться заместить российский трубопроводный газ СПГ, то станет ясно: для этого нужно небывалое количество терминалов в Европе и нужен новый гигантский танкерный флот. Прежде чем появится то и другое, пройдут годы, и за это время станет ясно, стоит ли игра свеч.
Ещё более грустная ситуация – в атомной энергетике. ЕС потерял значительную часть своего технологического опыта и экспертизы в данной области. В ЕС есть только одна компания, строящая атомные электростанции – AREVA, и она строит всего две станции: во Франции и в Финляндии. Строительство длится уже более 15 лет, затраты оказались в несколько раз больше, чем планировалось изначально. В результате мощности новых станций будут очень дорогими (5000–8000 долл. за кВт), в то время как цены Росатома колеблются в пределах 2000 долл. за кВт.
На помощь Америки тоже не стоит рассчитывать: американский экс-лидер Westinghouse находится в сложной ситуации после своего банкротства в 2017 году. Действующими лидерами являются Россия, Китай, Республика Корея. Если ЕС отвергнет РФ и КНР по политическим причинам, то останется только Южная Корея. И вопрос в том, будет ли у этого игрока достаточно возможностей для удовлетворения потребностей ЕС.
Поэтому отрицательный ответ на вопрос о том, способен ли ЕС запустить достаточное количество новых реакторов, чтобы обеспечить планируемое замещение российских энергоносителей даже к 2030 году, вряд ли вызывает сомнения. Как ясно и то, что источниками доступной энергии эти дорогостоящие блоки не станут: дешевая атомная энергия в ЕС доступна только со старых АЭС, блоки которых один за другим выводятся из строя.
Особо хочется затронуть вопрос о лесных пожарах. Президент США Джо Байден заявил в Глазго, что «у Путина тундра горит». Смешно звучит, когда проблема природных пожаров остро стоит во всем мире.
Конечно, обвинять оппонента в лесных пожарах легко, а справиться со своими лесными пожарами, например, в Калифорнии, значительно трудней. И это несмотря на то, что Калифорния – это не тундра с бездорожьем на тысячи километров, а богатейший штат США, в котором вообще нет проблем с транспортной доступностью. Но там пожары возникают год за годом, наносят огромный ущерб, и ситуация не меняется.
И все-таки, не стоит смеяться над оппонентом – мы имеем дело с глобальной проблемой. И здесь нужны глобальные решения. Например, стоит подумать о том, чтобы усилить мониторинг лесных пожаров, и если не ставить вопрос о создании глобальной системы, то, как минимум, о механизме координации действий. Что же касается России, то стоит подумать о возрождении системы лесхозов и леспромхозов и воссоздании полноценных лесничеств, в которых лесник возвращается от нынешней роли контролера к изначальной роли хозяина леса.
В одном из интервью Вы произнесли неожиданно фантастическую фразу: «Наша планета – это сущность. Возможно, она даже обладает сознанием». Что дает Вам повод так думать?
Мы слишком мало знаем о Земле, но то, что знаем, не вписывается в примитивно-материалистическое понимание её как физического тела, состоящего из камней и почв. Человечество не создало адекватного аппарата познания многих явлений – от изменения климата до морских течений и ветров. Более того, на примере климатической науки мы можем проследить симптомы деградации познания, которое уступает место тенденциозной подгонке задач под ответ, фальсификации данных и травле научных оппонентов в духе нынешней «культуры отмены».
Наверно, стоит подумать о том, чтобы прекратить рассматривать такой сложнейший объект как Земля, пользуясь инструментарием материализма XVIII века, времен Ньютона и Лавуазье. В теоретической физике от этого подхода отказались давно, ещё на заре ХХ века, подарив нам такие парадоксальные с традиционной точки зрения понятия, как «кот Шредингера» или квант, понимаемый как частица-волна. Понятия вполне рабочие, без которых невозможно представить сегодняшнюю ядерную физику.
Поэтому рассмотрение нашей планеты в иной парадигме – энергоинформационной картины мира – возможно только через понимание Земли как энергоинформационной сущности. К этой проблеме подходили лучшие умы, например, Вернадский, продвигавший идею ноосферы – сферы разумного симбиоза планеты и человечества. Хочется верить, что в наступивший новый век человечество вернётся к задачам познания мира и выйдет на адекватное понимание того, чем на самом деле является планета, на которой мы живем.
И всё-таки не могу не задать вопрос, волнующий не только ученых, но и простых людей: что нас ждет в ближайшее время – потепление или похолодание? Сможет ли человечество справиться с вызовами природы?
Сейчас уже можно приоткрыть один из тщательно охраняемых секретов представителей «научного консенсуса по глобальному потеплению». А именно: несколько лет назад выяснилось, что потепления давно нет. Начиная с 1998 года, когда температура побила рекорды, она перестала расти. Более того, она на долгие годы «ушла в минус» по сравнению с 1998 годом. Почти двадцать лет представители «климатического мейнстрима» скрывали этот скелет в шкафу, но к 2015 году, когда усилиями их оппонентов секрет был раскрыт и стал относительно доступным для публики, эту неудобную правду пришлось признать. Газета Spectator в 2016 году даже опубликовала статью с говорящим названием «Глобальная температура упала – так почему нам об этом не сообщили?»
Понятно, что на такой удар «мейнстриму» надо было чем-то ответить, но единственная идея, пришедшая в голову англосаксонским алармистам, оказалась вполне в духе Джорджа Оруэлла. Вместо признания возможности смены тренда алармисты в стиле «новояза» придумали термин «пауза в глобальном потеплении» (Global Warming Hiatus). Если учесть, что этим термином было предложено называть фактическое похолодание, то следует признать: с подобной аргументацией действительно трудно вступать в серьезный международный дискурс. Слишком уязвима она с точки зрения элементарной логики. И, тем не менее, полной определенности в вопросе о том, что нас ждёт – потепление или похолодание – нет. Если ориентироваться на т. н. длинный климатический цикл (порядка 140 тыс. лет), то можно сказать, что мы находимся пока в фазе потепления, которая началась примерно 15–20 тыс. лет назад, сразу после Ледникового периода. И температура ещё не достигла того пика, который наблюдался в некоторых предыдущих циклах. Так что разброс в прогнозах велик – от потепления в ближайшие годы до похолодания в течение нескольких десятилетий. Что же касается способности человечества справиться с последствиями потепления (если оно наступит), то в ней сомнений нет.
Человечество обладает громадным опытом выживания в самых разных климатических поясах, адекватным набором технологий, необходимых для адаптации к климатическим изменениям и колоссальными финансовыми ресурсами. Пока эти ресурсы используются на задачи сокращения выбросов парниковых газов; вопросы адаптации, при всей их актуальности, сплошь и рядом игнорируются. Если этот перекос вовремя не исправить, можно опоздать, и цена этого опоздания для человечества будет высокой.